Три последних дня - Страница 68

Он спокойно ждал – а что ему еще оставалось делать? Она принеслась, забарабанила в окно. Мирослав опустил стекло.

– Если ты, ублюдок, – налетела Глэдис на любовника, – будешь совать нос в мои дела и ломать мне бизнес… Если ты не бросишь эту глупую слежку, я тебя…

– Ну, что ты меня? – начал хорохориться Мирослав. – Что?!

– Сначала я уйду от тебя, – спокойным тоном, как о давно обдуманном решении, проговорила она. – И ты меня никогда больше не увидишь. А потом… Потом ты просто однажды утром не проснешься. Неужели ты не понял, что уже узнал столько, после чего тебе придется навсегда оставаться со мной или умереть?! А теперь вали отсюда, – ледяным тоном докончила она.

В ее голосе звучала столь непреклонная уверенность в себе и собственной правоте, что Миро беспрекословно развернулся и поехал в аэропорт.

Вернулась Глэдис через два дня.

Вела она себя с ним так, словно не было никакой встречи на карибском острове, не произошло никаких разборок и не прозвучало жестких слов. А секс, приправленный ревностью, тайной и женским доминированием (которое все больше проявлялось в их дуэте), оказался в ту ночь особенно острым и долгим.

А на следующее утро Мирослав потерпел очередное свое профессиональное поражение: в госпитале его поблагодарили за упорство и выдержку, но сказали, что в его услугах больше не нуждаются.

И в тот же вечер Глэдис сказала любовнику, что у нее появилась новая идея для прекрасного бизнеса.

* * *

Наши дни. Москва. Валерий Петрович Ходасевич

Новая ссылка на Мирослава Красса датировалась тысяча девятьсот девяносто третьим годом.

Оказывается, и он, и Глэдис находились в то время в Москве.

Дело начиналось спецдонесением агента ФСБ, работавшего в ту пору под прикрытием в ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Агент сообщал, что отдел антиквариата питерской милиции разрабатывает хорошо организованную банду, промышляющую кражами из Эрмитажа, Русского музея и других музеев города и области. А во главе банды стоят, по оперативным данным, гражданин Германии Мирослав Красс и гражданка Канады Глэдис Хэйл.

* * *

Давно. Санкт-Петербург. Мирослав Красс

Если можно идти коротким путем – зачем следовать длинным? Если можно купить – зачем соблазнять, или угрожать, или шантажировать?

Так говорила Глэдис, и Мирослав в принципе был с ней согласен.

В ту пору мало-мальски обеспеченный иностранец мог купить в России все. Десять долларов или двадцать дойчмарок были большими деньгами. Еще бы! Средняя месячная зарплата составляла восемь долларов.

Потому и бросились сюда, на историческую родину Мирослава, авантюристы и мошенники всех мастей. И он с Глэдис – в том числе.

Конечно, идея принадлежала ей.

Мирослав в их дуэте олицетворял знания, уверенность и организованность. Госпожа Хэйл решала, чем, собственно, они будут заниматься.

Она была – мотор, он – органы управления.

Единственное, о чем Мирослав все время спрашивал себя: почему любовница затеяла криминальный бизнес именно в России? Потому что он, ее возлюбленный, оказался по происхождению русским? Или, не будь его, Глэдис наняла бы любого другого русскоговорящего авантюриста?

Крассу хотелось, чтобы верным оказалось первое, и чаще всего отвечал себе именно так. Но порой, глядя, как мужики вьются вокруг Глэдис, ему казалось: она им тоже просто играет, как играла этими несчастными.

Но все-таки она и он оказались в одной лодке. Оба понимали: они нуждаются друг в друге. Однако он все-таки нуждался в ней больше.

И для того чтобы самоутвердиться, он покупал музейные синие чулки, несчастных хранительниц, и соблазнял их.

Вот очередная его жертва – Людмила К*********. Хранительница Эрмитажа. Тридцать пять лет. Разведена. Воспитывает десятилетнего сына. Живет с ним и мамой в коммунальной квартире.

Сегодня Мирослав наметил решающий разговор и потому устроил Людмиле праздник: собственноручно накрыл стол в своей съемной квартире на канале Грибоедова, подал «Вдову Клико» в ведерке со льдом, клубнику, сливки, швейцарский шоколад. Женщина была в восхищении. Ведь Мирослав заранее постарался настроиться на ее волну – чтобы не просто выполнять ее желания, а предугадывать их. Предвидеть – даже потаенные, о которых она сама ничего не знала. Он был нежен, почтителен и одновременно силен и властен.

А потом, когда она прошептала: «О, боже! Фантастика! Ты прекрасен», – и стала податливой, как пластилин, Мирослав начал разговор, к которому давно обиняками подбирался.

– Ты мечтаешь уехать. Эмигрировать из России не шутка. Я увезу тебя хоть завтра. И тебя, и Костю (сына), и маму. Но ведь на Западе не любят бедных. Там уважают только деньги. Город желтого дьявола – читала, наверное? А я тоже не миллионер. Поэтому нам с тобой за границей нужно быть при деньгах.

– Я могу продать свою квартиру.

– Ох, много ли дадут за твои две комнаты в коммуналке!.. А ведь ты буквально ходишь по деньгам. Спишь на них.

– Что ты имеешь в виду?

– Твой музей.

– О чем ты?

– У меня на Западе большие связи. Много друзей-коллекционеров, богатых людей. За настоящий антиквариат или картины они дадут хорошие деньги. А у тебя есть то, что им нужно. Ты ведь в запасниках, как я понимаю, работаешь. Там наверняка полно раритетов. Вот и приноси их мне. Вас, служителей, даже не досматривают, когда вы с работы выходите, ты мне сама рассказывала. А о том, как вещи вывезти за кордон, можешь не думать. Я все возьму на себя.

– Но это же не мое! – потрясенно прошептала она.

– А чье? – с ироничной полуулыбкой спросил он.